по состоянию на 25 января 2005 года

<<< Главная страница | < Назад

 

Неизвестные стороны российского  курсообразования

 

В феврале в российской Думе началось обсуждение проекта нового Закона «О валютном регулировании и валютном контроле». Представлено три проекта: правительственный, группы депутатов во главе с Г. А. Томчиным (проект РСПП) и проект депутата Е. П. Ищенко. Основной спор разворачивается между сторонниками первого и второго варианта. В правительственном тексте с первых строк виден почерк государственных чиновников, в депутатском – рука маститых частных юристов. Еще больше, чем стиль, отличается идеология двух документов.

В первом сделана попытка сохранить те немногие заграждения, которые отделяют российский валютный рынок от мирового. Его авторы считают, что это поможет правительству поддерживать порядок в валютной сфере, а в экстренной ситуации – сдержать распространение кризиса. Правда, стратегия быстрого реагирования в тексте не просматривается, что выглядит, по меньшей мере, романтично.

Создатели второго законопроекта, настаивают на максимальной либерализации валютного режима. Их аргументы просты. Во-первых, это соответствует общемировой тенденции, и так поступают все цивилизованные страны (то есть Запад).

Во-вторых, существующая система и система, предлагаемая правительством, все равно оставляют огромные дыры в законодательстве, которыми не пользуется только ленивый. Кроме того, считают представители РСПП, нет никаких причин беспокоиться о курсе рубля, поскольку мировые валютные рынки белые и пушистые, а ситуацию 1998 г. создало само государство, слишком заигравшись в ГКО.

То, что российский рубль, с которым страна живет уже десять лет, кардинально отличается от советского, понимают все. А чем он отличается от денежных единиц других стран, на законодательство которых Россия равняется? Конечно, доллар, евро и швейцарский франк пользуются большим доверием, чем рубль. Но как это влияет на механизм курсообразования, на поведение валюты в разных условиях, на ее устойчивость к кризисам?

Этот блок в дискуссиях о будущем законе начисто отсутствует. Но ведь сейчас речь идет о защите долгосрочных интересов государства и населения на конкретном российском валютном рынке, а не о каком-то абстрактном, где согласно вузовским учебникам безотказно срабатывают все известные науке законы. Попробуем пролить свет на некоторые особенности российского курсообразования.

Размер имеет значение

Первая, вполне очевидная отличительная черта российского валютного рынка – его величина. Доля конверсионных операций России в объеме мирового валютного рынка – 0,4%. Ежедневно с рублем совершаются конверсионные сделки на сумму 4 млрд. USD, что в 12 раз меньше, чем с канадским долларом, в 60 – с японской иеной, в 100 – с евро и в 250 – с долларом США.

«Ну и что, – скажут скептики, – российский ВВП равен бельгийскому, от чего еще никто не умирал». Правильно, только составляющие ВВП (построенные дома, сделанные прически и сошедшие с конвейера машины) не могут моментально перемещаться из одной точки мира в другую и быть предметом спекулятивной игры, а деньги делают это с редкой легкостью.

В конце XX века купля-продажа валют превратилась в отдельный, огромный по масштабам и действующий по собственным законам сегмент бизнеса. При этом его связь с миром товаров стала почти символической. Сейчас ежедневный оборот мировой торговли равен только 2% стоимости валютных операций.

Поскольку валюты покупаются и продаются вне зависимости от поставок товаров, главным мотивом сделок является экономическая выгода. О международных позициях той или иной валюты, о состоянии ее внутреннего рынка участники сделок не думают и не могут думать. Это задача национальных властей.

На малых рынках, таких, как российский, даже небольшие колебания внешней и внутренней конъюнктуры приводят к значительному изменению котировок. Положение осложняет еще и то, что возможность перевода временно свободных средств из валютных активов в фондовые весьма ограничена. В результате нервозность на малом рынке возникает быстрее и держится дольше, чем на большом.

Принимая новый проект закона о валютном регулировании, власти должны отдавать себе отчет в том, что российский рубль был, есть и будет в обозримом будущем гораздо более легкой добычей для спекулянтов, чем евро, швейцарский франк или даже мексиканский песо. Таковы реалии. Их следует принять как неизбежное и действовать соответственно.

Мировая практика показывает, что спасти от кризиса небольшой валютный рынок в сотни раз сложнее, чем крупный. Те способы повышения обменного курса, которые хорошо работают на втором, оказываются почти бесполезными на первом.

Возьмем, например, ставку рефинансирования. В 1999–2000 гг. в США она была выше, чем в зоне евро. Как следствие американские рыночные ставки по трехмесячным депозитам на 2–2,5 процентных пункта превышали европейские. Это обеспечивало Штатам непрерывный приток зарубежных капиталов и толкало вверх курс доллара. Сейчас ситуация обратная: ставки в Европе выше американских примерно на 1,5 процентных пункта. И несмотря на проблемы в экономике Евросоюза, евро стоит дороже доллара.

Однако для валют, которые мало используются в международном обороте, повышение ставки рефинансирования практически не влияет на курс. Причина здесь не только в дефиците доверия. Затраты и риски инвесторов при операциях с непопулярными валютами намного выше, чем при сделках с долларом, евро или фунтом. Ведь на слаборазвитых рынках существует только одна, максимум две реальные котировки – к доллару и иногда к евро (к японской иене или австралийскому доллару в странах Юго-Восточной Азии).

В России на доллар приходится 98% стоимости конверсионных операций, на евро – 9%, из которых 8% – на сделки евро–доллар. Собственно сделки евро–рубль оцениваются лишь в 90 млн. USD в день. Другие валюты практически не обмениваются на рубли: оборот в паре рубль – японская иена составляет не более 27 млн. USD в день, в паре рубль – фунт стерлингов – 16 млн. USD, рубль – швейцарский франк – 4 млн. USD. То есть ликвидный рынок (с предсказуемым курсом и небольшим спрэдом) существует только в паре доллар – рубль. Такая же ситуация характерна для валютных рынков большинства других стран, кроме наиболее развитых государств Запада.

Чтобы вложить в российский рубль, инвестор должен совершить двухступенчатую операцию (например, фунт стерлингов – доллар – рубль), а потом повторить ее, чтобы вывести размещенные на срок деньги. Каждый раз он платит комиссионные. Не лучше обстоит дело, когда предметом сделки являются ценные бумаги.

Размеры и качество российского фондового рынка не дают уверенности в том, что, купив большой пакет акций или облигаций, нерезидент сможет продать его в нужное время без потерь. Операции с долларом, евро и другими резервными валютами не несут подобных рисков. Поэтому, когда на малых рынках экстренно повышаются процентные ставки, спрос на национальную валюту со стороны иностранцев увеличивается незначительно. Такой отчаянный шаг властей становится для зарубежных инвесторов не стимулом, а сигналом бедствия, для спекулянтов – гонгом к началу атаки на валюту.

Вот несколько примеров. Осенью 1992 г. во время кризиса Европейской валютной системы шведский центральный банк поднял ставку рефинансирования до 500% годовых; в России в августе 1998 г. она составляла 150%; в Турции в начале 2002 г. национальный банк пошел еще дальше – ставку довели до 4 500%. Но ничего не помогло. Шведская крона, российский рубль и турецкая лира пережили тяжелейшие девальвации. И еще одна особенность: в России ставка рефинансирования имеет мало общего со ставкой по депозитам коммерческих банков. Вопреки здравому смыслу, первая многие годы оказывается намного выше второй.

 

Востребованность – категория стоимости

Неодинаковая степень использования валют в международной торговле и финансовых операциях оказывает непосредственное влияние на механизм курсообразования. По мнению многих зарубежных экономистов, главная разница между денежными единицами, которые обслуживают только внутренний оборот, и теми, которые востребованы нерезидентами, состоит в том, что динамика первых формируется под воздействием предложения, а вторых – под воздействием спроса.

Раз рубль не принимают в оплату за зарубежные товары, то, чтобы получить их, нужно поменять рубли на иностранную валюту на внутреннем рынке. А единственным ее источником является экспорт. В странах Запада положение принципиально иное. Во второй половине 90-х гг. США оплачивали национальной валютой 80% импортных закупок, Германия, Франция, Великобритания, Нидерланды и Италия – 40–50%, а теперь наверняка еще больше. Именно поэтому, несмотря на снижение курса евро в 1999–2000 гг., Евросоюз подавил импорт инфляции – годовой индекс цен сохранился на уровне 2% годовых.

В России, чтобы ее валютный рынок находился в равновесии, объем требуемой для импорта иностранной валюты (плюс спрос на нее как на средство обращения и накопления) должен соответствовать даже не стоимости экспорта, а объемам, в которых экспортеры готовы обменять валюту на рубли. В противном случае курс рубля может начать падать даже при благоприятной макроэкономической ситуации.

Пока в России экспорт намного превышает импорт, но так будет не всегда. А предложение иностранной валюты является здесь если не фиксированной величиной, то слабоподвижной. При удорожании доллара оно увеличивается очень медленно, то есть оказывается неэластичным по цене.

Уже поэтому непредвиденный взлет котировок создает на рынках, подобных российскому, неизмеримо большее напряжение, чем в зоне евро или в Японии. Погасить его крайне сложно, так как включается механизм асимметричного вытеснения (asymmetric subslitution): иностранные деньги выдавливают национальные из внутреннего обращения. Дальше события легко выстраиваются в цепную реакцию: дополнительный спрос на иностранную валюту повышает ее цену, отчего она становится еще более выгодным вложением, что приводит к новому расширению спроса и повышению цены.

Чем большую долю занимает иностранная валюта в общей денежной массе страны, тем труднее властям контролировать ситуацию: ведь они могут управлять только отечественной денежной единицей. Ничего подобного в США, Западной Европе и даже в Австралии произойти не может – там иностранная валюта не ходит внутри страны.

Против рубля действует и такой фактор, как разница между рублевыми издержками производства основных экспортных товаров и их ценой на мировых рынках. Это обусловлено двумя причинами. Во-первых, в ряде отраслей добывающей промышленности существует естественная природная рента – себестоимость добычи в России ниже, чем в среднем в мире.

Во-вторых, во всех слаборазвитых странах курс национальной валюты заметно отклоняется вниз от паритета покупательной способности (ППС). Действительно, в России рабочая сила, электроэнергия, вода и многие другие блага стоят дешевле, чем на Западе. На 32 рубля здесь можно купить больше, чем на один доллар в США или на одно евро в Германии. Поэтому российской компании, продавшей за границу нефть или лес, вовсе не обязательно конвертировать всю валютную выручку в рубли, чтобы покрыть соответствующие расходы в национальной валюте.

Напротив, российский экспортер почти всегда заинтересован сохранить как можно большую часть поступлений в долларах. Если же немецкая компания продает оборудование в Японию, то в иенах она может оставить лишь сумму прибыли, которая редко превышает 10%. Остальные средства нужны в евро для компенсации затрат на производство.

Таким образом, предложение иностранной валюты на российском рынке формируется иначе, чем на рынках развитых стран, а поступающая на внутренний рынок выручка от экспорта, даже при наличии норматива ее обязательной продажи, фактически оказывается меньше.

В итоге

Хочется задать риторический вопрос: был ли в мировой истории случай, чтобы ФРС или Банк Англии осуществили интервенции в поддержку, скажем, аргентинского песо? Глупо спрашивать. Между тем примеров координированного выравнивания курсов сильных валют более чем достаточно.

Так, в 1978 г. ФРГ и Япония вместе с США проводили массированные интервенции, чтобы остановить падение доллара. В 1985 г. США, Великобритания, Франция, Германия и Япония заключили Соглашение Плазы о совместных действиях по снижению завышенного тогда курса доллара. По неформальному Лаврскому соглашению 1987 г. они договорились о механизме обязательных согласованных интервенций, если курс доллара выйдет за установленные границы коридора ±5%.

В 1993 г. Бундесбанк и Банк Франции несколько месяцев продавали немецкие марки и покупали франки, чтобы спасти французскую валюту от девальвации. В сентябре 2000 г., когда Европейский центральный банк провел первую интервенцию в поддержку евро, к нему присоединились ФРС, центробанки Японии и Англии.

России в случае непредвиденного падения курса рубля ждать помощи от ФРС или ЕЦБ не приходится. Скупать рубли, продавать доллары и евро они не будут. Остаются жестко обусловленные кредиты МВФ, которые выдаются для урегулирования платежных балансов и поддержки национальных валют. Если же они не помогают, то в мировой практике есть еще одно средство – замена неудавшейся национальной валюты на более устойчивую иностранную. К этому пришли Эквадор, Сальвадор, Черногория, Босния.… Короче говоря, все валюты равны, но есть те, которые равнее.

 

Ольга  Буторина.

<<< Главная страница | < Назад

pravo.kulichki.ru ::: pravo.kulichki.com ::: pravo.kulichki.net

2004-2015 Республика Беларусь